Легко ли быть невъездным?

Как много нам открытий чудных приготовило последнее заседание Думы перед летним отпуском, в который депутаты ушли с тяжелым чувством обиды за своего председателя и всех прочих фигурантов санкционного списка ЕС. «Санкции и визовые барьеры мешают политическому диалогу» и даже «заведомо нагнетают обстановку в ущерб миру и безопасности на Европейском континенте», — звучало под сводами того же самого зала, где еще несколько дней назад (об этом метко напомнил на своей странице в Facebook депутат Дмитрий Гудков) видный внук, единоросс и идеолог «Русского мира» Вячеслав Никонов под бурные аплодисменты призывал Родину-мать «не комплексовать по поводу санкций и изоляции», ибо «сами изоляторы оказываются все более изолированными». Где кресла и стены помнят еще февральский набат Геннадия Зюганова: «Я обращаюсь к руководству Германии и ЕС — накажите кого угодно из нас».

И вот теперь, когда этот страстный призыв услышан на другой стороне и принят к действию, Охотный Ряд переполнен гневом и возмущением. Но теперь это, как любил говорить покойный Евгений Максимович Примаков, контрпродуктивно.

Конечно, запрет на въезд в Финляндию для участия в работе Парламентской ассамблеи ОБСЕ и для Нарышкина, и для остальных думцев был холодным душем. Ведь Франция, к примеру, впустила его на свою территорию, когда он, будучи уже под санкциями, приехал в Париж в апреле 2014 года по линии ЮНЕСКО. А вот Финляндия сейчас, изучив все за и против, как дал понять финский МИД, не впустила. Почему возобладало «против», финские дипломаты не уточнили. Попробуем сделать это за них.

Свой персональный санкционный список в отношении российских випов, включая депутатов Федерального собрания, ЕС (как и США, и Канада) озвучил и опубликовал сразу же — без тайн и недомолвок. Ответный стоп-лист Москвы, о котором наш МИД впервые заговорил еще весной прошлого года, сопроводив это ремаркой, что публиковаться он не будет, целый год с лишним существовал в виде некоей словесной угрозы. В конце мая угроза неожиданно материализовалась в виде запрета на въезд в Россию депутата бундестага Карла-Георга Вельманна — его завернули в аэропорту Шереметьево и отправили восвояси в Берлин. Обиженный Вельманн успел обмолвиться в интервью немецким журналистам не только о том, что сотрудники Погранслужбы ФСБ РФ обращались с ним, как с преступником, но и о том, что вообще-то в Россию его пригласили председатель Комитета по международным делам Совета Федерации Константин Косачев и советник президента РФ Сергей Глазьев. Ни Косачев, ни Глазьев, на выдворение Вельманна не отреагировали ни единым словом. Ладно бы это было просто невежливо и неделикатно. Но ведь еще и — опять тут вспомним Примакова — политически контрпродуктивно. Ибо Европа тут же поняла две вещи: первое — ни Косачев, ни Глазьев вроде бы не последние люди в российской верхушке, российского стоп-листа, в котором оказался депутат Вельманн, в глаза не видели. Второе — хорошо бы все-таки узнать, кто там еще в этом листе.

Утечка, как в добрые старые времена Холодной войны (вспомним теперь незабвенного Виктора Луи), была организована через европейские СМИ. В списке оказалось 89 фамилий известных европейских политиков и парламентариев из 17 стран. Европейцы удивились не только российской манере все обштопывать тихо, в лучших чекистских традициях: троим депутатам-голландцам вслед за немцем Вельманном пришлось срочно отказываться от поездки в Москву (а их кто приглашал, интересно?). Многие европейские фигуранты российского стоп-листа — такие как, к примеру, глава фракции либералов в европарламенте, экс-премьер Бельгии Ги Верхофстадт, — поплатились даже не за свою публичную позицию по Крыму и Украине, а просто за критический настрой по отношению к нынешней российской власти. Иначе говоря — за инакомыслие. Полагать, что тучи от этого скандала рассеются быстро, было верхом наивности. Например, делегация Национального собрания Франции, которая собиралась в июне в Москву, отменила визит в знак солидарности с депутатом-социалистом Бруно Леру, который обнаружил себя в российском стоп-листе.

Леру, кстати, тоже собирался в Москву. И ему тоже, как и Сергею Нарышкину и его коллегам-думцам, было очень обидно.