Напитки покрепче

В череде великих майских юбилеев незамеченным остался один — годовщина события почти забытого, но по всем параметрам судьбоносного. Ровно тридцать лет назад, 7 мая 1985 года, ЦК КПСС и Совмин приняли постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма»: не считая выхода Горбачева к народу в Ленинграде и многообещающих, но малопонятных решений апрельского пленума, это было первое свидетельство перемен, данное простому советскому человеку в ощущениях, — и ощущения эти оказались болезненными. Как и всякая коллективная психотравма, кампания по борьбе с пьянством оказалась вытесненной из культурной памяти: по поводу ее тридцатилетия не высказался никто из государственных деятелей (только Михаил Сергеевич Горбачев признал в интервью определенные ошибки), про нее не снимают юбилейных фильмов на ТВ, сложно себе представить торжественный вечер или концерт по этому поводу. А жаль, какой был бы простор для творческой фантазии: говорят, сейчас популярны реконструкции батальных сцен — можно представить, насколько впечатляющей получилась бы реконструкция очереди у водочного отдела в 1985 году, по состоянию на 13.55 московского времени. А безалкогольные свадьбы? А опустевшие полки с дешевым одеколоном? А журнал «Трезвость и культура» с первой публикацией «Москвы-Петушков»? Все было, да быльем поросло.

Антиалкогольная кампания воспринимается сейчас как странная блажь очередного генсека — вроде повсеместных посадок кукурузы. Точно так же, боюсь, воспринимается и вся перестройка в целом. Меж тем, если покопаться в памяти, помимо очередей за одеколоном, вспоминается еще кое-что: ходившие по рукам распечатки лекций академика Углова со страшной алкогольной статистикой, статьи писателей-почвенников о том, как спивается народ, распутинский «Пожар» и астафьевский «Печальный детектив», общее, сформулированное режиссером Говорухиным, ощущение — так жить (и так пить) нельзя. Антиалкогольная кампания (как и вся перестройка в целом) не была актом чистого волюнтаризма: на нее существовал реальный общественный запрос — пусть и не разделявшийся, как показывают очереди в водочный отдел, всеми слоями общества. Завязать было уже невозможно — но ощущение, что допились до края, объективно присутствовало.

Прошло тридцать лет, и это ощущение, как и прочие подробности борьбы с пьянством, остались в прошлом: да, были перегибы, но в целом проблема преодолена. Меж тем потребление алкоголя в СССР на самом пике, в 1984 году, достигало 10,5 литров чистого спирта на каждого гражданина — а сейчас, по данным ВОЗ, доходит в России до 15 литров. Да, в общем объеме увеличилась доля пива, и наверное, в 1984-м гнали больше неучтенного самогона — но даже официальной водки все равно пьют больше, чем тогда. По употреблению алкоголя Россия находится на четвертом месте в мире (больше нас пьют — привет братским республикам — Белоруссия, Молдова и Литва), от алкоголя в стране умирает треть мужчин, с ним связаны две трети суицидов и 70 % убийств — и вроде как ничего. Академики не бьют в набат, писатели не пишут тревожных статей, нет такой темы.

Вообще, интересно было бы написать историю последних 30 лет через призму алкоголя. «Амаретто» и спирт «Рояль» как социальные анестетики в период преобразований 1990-х, миф о «лихих 90-х» как проявление абстинентного синдрома, спортивный патриотизм 2000-х как следствие роста продаж пива. Первая глава в этой книге была бы посвящена моменту, когда граждан страны, как Нео в «Матрице», отключили от привычных систем жизнеобеспечения, они вынырнули из тумана и вдруг увидели пустые полки, и обшарпанные подъезды, и зарплату, с которой лет за десять можно скопить на разваливающиеся «Жигули». Увидели — и поняли, что так нельзя. В последней на сегодняшний день главе говорилось бы, что новая власть не повторяет ошибок прежней, она борется с алкоголем, сокращая объем рекламы или запрещая самые вредоносные напитки — но не обращая внимания ни на количество выпитого, ни на его социальные последствия, ничем не показывая, что есть такая проблема. «Матрица» работает. Все идет по плану.