Частное космическое пространство

Собирать спутники будем прямо здесь», — Виталий Егоров, пресс-секретарь «Даурии Аэроспейс», одной из немногих частных российских космических компаний, кивает на полупрозрачную дверь напротив кабинета генерального директора. В распоряжении покорителей космоса в общей сложности около десятка скромных по размеру комнат в одном из бизнес-центров «деревни стартапов» Сколково. Рядом с дверью, за которой и будет производиться монтаж спутника, — кулер с водой, кофейный аппарат и доска с «тайм-лайном». Против фамилий инженеров — сроки сдачи того или иного блока. Доска расчерчена этими графиками вплоть до августа 2015-го. Никакой особой аппаратуры, кроме компьютеров, в помещении нет. И никакого космического антуража. Только затянувшаяся, похожая на лунный пейзаж, стройка инновационного технопарка за окном. Даже футуристического «Куба» — визитной карточки Сколково — не видно.

В белесых коридорах центра пустовато. Значительная часть офисов пока никем не занята. На остановке перед центральным входом несколько молодых людей ждут бесплатную маршрутку. Большинство сотрудников «Даурии» — их ровесники, как правило, они моложе 35. Атмосфера в офисе свойская: никакого дресс-кода. Джинсы, футболки, кеды. Один из инженеров (он своего имени не назвал) держит плату, от которой к системному блоку тянется несколько цветных проводов: «Эта плата полетит в космос?» — «Нет, в космос полетит моя программа, а на «железке» я ее только тестирую», — отвечает парень, не отрывая глаз от монитора. Его напарник соглашается поговорить. Зовут его Петр Кудряшов, в 31 год он успел стать ведущим конструктором и отработать 12 лет в одном из крупнейших государственных бюро: «В НПО им. С.А. Лавочкина я попал еще школьником в качестве технического оформителя, к третьему курсу авиационного института был переведен в разряд инженеров. Но тут мне интереснее. То, что на крупном предприятии делают трое, у нас приходится выполнять одному. В том числе самостоятельно монтировать тот блок спутника, который сам и придумал».

Всего в компании работает около 50 человек. Поначалу собирались торговать информацией со спутников, а получилось настоящее конструкторское бюро. На вопрос, каким образом, руководство отвечает смело: «Все дело в санкциях».

17 мая вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин назвал крушение российского «Протона» «следствием системного кризиса в космической отрасли», а уже 19-го в Госдуме был представлен законопроект о создании на базе Роскосмоса госкорпорации по образцу Росатома. Новая структура, кроме производства, возьмет на себя и некоторые государственные функции, в том числе лицензирование малых компаний. «Теоретически это не очень хорошо, потому что позволяет одному из игроков на рынке устанавливать в одностороннем порядке свои правила, а значит — убивает конкуренцию», — убежден глава Института космической политики Иван Моисеев.

На Западе, как правило, отрасль состоит из государственного агентства, выступающего в роли заказчика, и коммерческих производителей. Частные игроки, такие как, например, американская компания SpaceХ, созданная в 2008 году совладельцем системы электронных платежей PayPal Илоном Маском, не только самостоятельно строят ракеты-носители и многоразовые корабли, но и производят их запуски, получая подряды от NASA.

Как минимум две частные космические компании, способные самостоятельно построить спутник, есть и в России. «Роскосмос нам не конкурент, — говорит создатель «Даурии» Сергей Иванов. — У нас разные ниши. Если гиганты производят крупные дорогостоящие корабли, то частники, как правило, занимаются тем, на что у крупных корпораций нет времени: компактные спутники связи или космического мониторинга. Это другой масштаб».

Компания Иванова за четыре года успела не только разработать ряд аппаратов, вывести три собственных спутника на орбиту, но и заключить контракты с зарубежными партнерами, в основном из стран Юго-Восточной Азии. «Когда мы лишились инвестиций из-за политической нестабильности и закрыли представительства в США и Германии, пришлось сосредоточиться на производстве», — рассказывает Иванов. По его словам, собирать спутники в России, даже если удельный вес западной электроники велик, санкции не мешают — ни один из компонентов не попал в санкционный список. Ну а остальные детали и вовсе производятся в России, как правило, такими же частниками. «Для того, чтобы произвести узел для спутника, совсем не обязательно его выпускать на секретном заводе, — поясняет представитель «Даурии» Виталий Егоров. — Развитие техники привело к тому, что сложные высокоточные станки стали доступны широкому кругу предприятий».

Еще одна примета времени: если раньше высокие технологии приходили из космической промышленности в гражданскую, то теперь все наоборот: космос берет на вооружение «земные» технологии. Процессоры в космических кораблях стоят те же, что и в обычных компьютерах.

«Я тот самый человек, который угробил «Фобос-Грунт», — поджарый человек чуть за пятьдесят в бордовой рубашке, иронично улыбаясь, протягивает руку для рукопожатия. Зовут его Юрий Зайко. Когда-то в НПО им. Лавочкина он руководил одним из самых громких российских проектов. Автоматическая межпланетная станция должна была долететь до Фобоса, естественного спутника Марса, взять образцы пород и вернуться на Землю. 9 ноября 2011 года аппарат вывели на орбиту, но он так и не смог долететь до Красной планеты.

Через некоторое время после провала и закрытия проекта Юрий Зайко с группой коллег покинул государственное предприятие и пришел в «Даурию» — главным конструктором.

«То, что проект «Фобос» закрыли, — большая глупость, — рассуждает Юрий. — Такие экспедиции, как правило, удаются только с третьего раза, в этом нет ничего необычного, так во всем мире».

Зайко рассказывает, что первый аппарат, который долетел до Марса* * Советский аппарат «Марс-3» в 1971 году. , на самом деле был третьим по счету — предыдущие два не добрались до цели. А перед «Фобосом» и вовсе стояла задача, которую никто в мире до этого не ставил. Тем не менее после неудачи «Фобоса», по словам Зайкова, все настолько испугались, что амбициозные проекты просто отложили на много лет.

«Все знают, что если что-то опять куда-то не долетит, то найдут крайнего и снимут. А никто этим крайним быть не хочет», — объясняет ситуацию Сергей Иванов. По его мнению, гибкость, способность адекватно реагировать на инициативу — главное преимущество небольших коммерческих компаний. В больших контролеров больше, чем изобретателей.

По мнению Иванова, государственные предприятия, использующие советский потенциал, не жизнеспособны в современных условиях. «Советская космическая промышленность создавалась совсем под другие цели и в иных экономических условиях, — разъясняет он. — Ее структура не способствует внедрению инноваций, потому что система выстраивает себя таким образом, чтобы минимизировать риск ошибок. Для этого она создает множество барьеров: бесконечные проверки и недоверие к смелым решениям».

Все сотрудники компании — выпускники российских вузов. На качество их подготовки руководство не жалуется. «В отрасли проблема не с кадрами, а с тем, чтобы удержать самых талантливых на предприятии. У нас, по некоторым позициям, заработная плата превышает в два раза оклад на госпредприятии», — говорит Иванов. Петр Кудряшев подтверждает слова шефа. Но уже в коридоре задумывается и добавляет, что есть все-таки еще одно отличие частных компаний от государственных: «Мой отец, тоже инженер, в свое время в НПО им. Лавочкина разрабатывал проект «солнечного паруса». В коммерческой компании это немыслимо. Они не могут заниматься фундаментальной наукой, например, изобретать новые принципы перемещения в космосе. Их задачи — прикладные разработки. Зато мы работаем быстрее».

И все-таки одним из ключевых заказчиков для коммерческих космических компаний остается государство. Так «Даурия» сейчас завершает работу над двумя микроспутниками для Роскосмоса: «Для того чтобы просто производить спутники, много бумаг не нужно. А вот чтобы получить государственный заказ, нужно соответствовать многим регламентам, пройти лицензирование, взять разрешение на доступ к определенного вида материалам в ФСБ», — говорит Сергей Иванов. Впрочем, отказываться от таких заказов глупо. «Но госзаказ привлекает повышенное внимание органов», — подчеркивает он. В прошлом у компании уже были проблемы с силовиками. Их обвинили в мошенничестве: «Мы разрабатывали систему управления для спутника на той же платформе, что и НПО им. Лавочкина, заключившее с нами договор. Следователи решили, что мы просто скопировали проект. Чтобы разобраться, в чем заключается наша инновация, нужно быть глубоко в материале или хотя бы привлечь серьезных экспертов», — сетует Иванов. В итоге, по словам руководства, уголовное дело возбуждено не было, но проект, над которым работали инженеры, заморозили.

В такой отрасли, как космос, от государства никуда не деться, правила игры там все равно устанавливает только оно — в лице своих отраслевых структур. Поэтому для таких компаний, как «Даурия», важно, чем закончится реформа. «Если руководители новой структуры озабочены состоянием отрасли, они должны оставить пространство для конкурентов. Лучший вариант, если через пару лет, после того как преобразования будут завершены, а на государственных предприятиях будет достигнут необходимый уровень эффективности, корпорацию и агентство нужно будет заново разделить, чтобы не было монополии», — убежден Моисеев. Тогда государство сможет на равных условиях заказывать разработки и государственным, и частным компаниям. Впрочем, пока частный сектор космической промышленности в нашей стране делает только первые шаги. Кроме «Даурии» эксперт смог назвать лишь одну коммерческую компанию работающую в «космосе», — это «Спутникс». Но и та и другая просто несопоставимы по размерам с западными аналогами, и тем более с нашумевшей SpaseХ. 

Фото: russia.dauria.ru, EPA/ROSCOSMOS/HANDOUT