На спектакль «АТО» украинского режиссера Андрея Мая художественный руководитель Театра.doc Елена Гремина приглашала каждого по отдельности через Facebook, объясняя секретность мероприятия политическим контекстом и опасениями за судьбу театра: 30 декабря прошлого года в прежнее помещение Театра.dос нагрянул наряд полиции во время презентации фильма украинских документалистов. Гости из братской республики у нас нынче приравнены к врагам, поэтому лучше не рисковать.
После «Дневников Майдана»
Андрей Май — режиссер и идеолог украинского документального театра и новой драмы. В прошлом году Май и драматург Наталья Ворожбит привозили в Москву свой спектакль «Дневники Майдана», который они показали на «Золотой маске» в рамках программы «Маска плюс». Это было 10 марта, за 8 дней до того, как Крым стал «наш». Военного противостояния с Россией еще не было, хотя слово «Майдан» уже воспринималось сторонниками Кремля как красная тряпка. «Дневники Майдана» родились из монологов участников и свидетелей киевских событий. Потом спектакль играли в Национальном театре им. Франко в Киеве, в Гданьске — на родине «Солидарности», в Лондоне, Вильнюсе, Берлине, Нью-Йорке. Официальная премьера «АТО» состоится в начале апреля в Киеве, на сцене Национального театра им. Франко. Зрители подпольного московского показа увидели и услышали этот текст одними из первых.
Простые вопросы
Основа спектакля—дневники 25-летнего военного психолога Алексея Карачинского, который подружился с участниками украинского «Дока» еще до войны и даже сам пробовал сочинять пьесы. Но мирная жизнь кончилась, и несостоявшемуся пока драматургу пришлось вернуться к своей основной профессии военного психолога и отправиться на юго-восток Украины исполнять свой служебный и гражданский долг. Алексей сразу сказал Андрею Маю: я беру диктофон, я привезу текст. И привез.
Роль автора исполняет молодой актер Эльвин Рзаев. Перед тем, как начать говорить, он раздает зрителям распечатанные на принтере «Памятки бойца». «Памятка» — это рекомендации для сохранения психологической стабильности и боеспособности в экстремальных условиях. Что-то вроде набора советов, которые помогут солдатам и офицерам не сойти с ума в зоне боевых действий. Справиться с последствиями бессонницы и монотонности существования, преодолеть приступы клаустрофобии и агорафобии, привыкнуть к запаху крови, к виду развороченных взрывами тел и оторванных конечностей. Научиться выводить себя из состояния стресса с помощью нехитрых упражнений. Герой заставляет зрителей растирать ладони и уши, массировать точки на лбу, под носом, под губами, делать взмахи руками и ногами. К этим спасительным упражнениям он будет не раз прибегать в течение своего монолога, постепенно превращаясь из доктора в пациента.
Спектакль «АТО» пытается ответить на простые вопросы. Что происходит с человеком на войне? Как исчезает страх? Как трансформируется он то в истерическую панику, то в полнейшую глухую апатию? В чем истоки героизма и боевой отваги: в бесстрашии или, наоборот, в непреодолимом желании приблизить смерть и покончить с этим страхом? Почему мертвое тело тяжелее живого? Что происходит с тобой, когда ты ломаешь пополам тело погибшего друга, которое мешает тебе занять его место в машине? Как изменяется твой слух, начиная различать нюансы грохота от снарядов? Сколько седых волос появляется после боя, и что означает физически этот глагол «поседеть»?
Война как болезнь
В тексте «АТО» почти нет эмоций, он предельно лаконичен, когда речь идет о психологических и физических характеристиках «человека войны». Даже не так: человека, вброшенного в войну, не готового и не готовившегося к ней, воспринимавшего войну как часть истории, как часть чужого ремесла.
«Там нет плохих людей», — говорит герой и сам удивляется своей мысли. Никаких патриотических лозунгов, никакой политической трескотни, никакого перерождения героя спектакля в Героя с большой буквы. Война — как неизлечимая болезнь, от которой нет исцеления. Война — как раковая опухоль, которую невозможно ни вытравить, ни вырезать из себя. Война никогда не кончится миром для тех, кто в нее попал. Кто-то из зрителей усмотрел в этом монологе «антипорошенковский» аспект, и в этом есть доля правды — авторы спектакля своего отношения к нынешней власти не скрывают. Речь и о неготовности к такой войне украинской армии, которая бедна и отстала с технической точки зрения, — без помощи волонтеров не было бы у солдат ни обмундирования, ни боеприпасов. Речь и о неспособности планировать военные операции, о беспомощности перед напором бандитских объединений. И еще об одном очень важном — о какой-то необъяснимой разобщенности страны: огромная часть украинского общества живет так, словно ничего не происходит, словно не слышит ни грохота взрывов, ни стонов смертельно раненых. После спектакля было, как всегда, обсуждение: в его финале режиссер Андрей Май задал вопрос немногочисленным зрителям: «Скажите, а вам зачем это слушать? Почему вы пришли?». И в зале сразу повисла гробовая тишина. Действительно, зачем мы пришли? Чтобы вы знали, что мы рядом.
Фото: Елена Гремина
Отрывки из дневника Алексея Карачинского*
Две недели назад поехал в Дебальцево и соседние села — Ольховатка, Камышатка. Там у меня был первый опыт психологической помощи во время боевых действий. Всего дней двенадцать там находился, но было очень много эмоций, и осталось ощущение, как будто целый год прожил. Наверное, потому, что память так устроена: запоминаешь самые яркие моменты и чем все кончилось. Все остальное не запоминаешь. А там этих ярких моментов было — ну очень много. Я очень приблизительно себе представлял, куда еду, для чего еду. Я же до этого ни разу из автомата не стрелял. И на БТР тоже никогда не ездил.
А тут — спасибо волонтерам — снарядили всем, чем надо. Одеждой теплой. Если бы был в том, что дали от армии, то я бы там замерз. Дали бронежилет, каску, и поехал. Понял, что мне надо ездить в линзах. Потому что, когда едешь сверху на броне, то сильный ветер постоянно в глаза задувает, и надо все время быть в балаклаве. А из- за балаклавы пар в очки поднимается, и ты слепой. А тут ведь надо следить, чтоб никто с гранатометом не выставился и не выстрелил в тебя. Ну, например, стоит дом разбомбленный — кто-нибудь из него вышел, стрельнул, и все. Или снайпер. За два с половиной километра могут из снайперской в тебя попасть.
<...> В первое время был очень плохой сон. Там нас по семнадцать-двадцать раз в день бомбили. И как-то привыкаешь к грохоту. А возвращаешься (в Киев. — NT), ложишься спать, и очень страшная тишина вокруг. И снится, как чеченцы пытают, руки оторванные и все остальное. Что интересно, там начинаешь различать все звуки — когда «Град» работает, когда САУ (самоходная артиллерийская установка. — NT).
Алексей Карачинский (крайний слева) с бойцами сил АТО на окраине Дебальцево, конец ноября 2014 года
Памятка бойца**
Составлена на основе рекомендаций военных психологов и личного опыта участников боевых действий
***
Монотонность и скука от избытка времени — в период длительного ожидания способна дестабилизировать вашу деятельность.
Что делать: Совершенствовать укрытия, строить и оборудовать новые огневые точки в направлении возможного появления противника. Изучать матчасть. Строить планы на будущее. Ведение журнала, наблюдения за обстановкой на территории вокруг расположения подразделения.
***
Дефицит времени, увеличение темпа действий, крайняя сложность решений, избыток информации, совмещение нескольких видов деятельности одновременно.
Что делать: Опыт боевых действий в Афганистане показал, что вовлечению бойцов в решение боевой задачи способствует разделение подразделений на «тройки», «пятерки» во главе с опытным, волевым военнослужащим, способным психически поддержать и мобилизовать сослуживцев.
***
Клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства, например, в укрытии при нанесении ударов противником (сопровождается неосознанным стремлением покинуть это укрытие, несмотря на еще более возрастающую угрозу безопасности), и агорафобия — боязнь открытого пространства (стремление спрятаться от звукового и зрительного боевого воздействия).
Что делать: 2-3 вдоха-выдоха. Обязательно вдыхать носом, выдыхать ртом. Не блуждать взглядом по сторонам. Найти точку на уровне глаз и сосредоточить взгляд на ней. Обычно такие состояния проходят через 3-5 мин, максимум через 10-15 мин.
***
Кровь и вид тяжелых травм, разрушений — тяжелые ранения и смерть боевых товарищей, разрушение укрытий, зданий и боевой техники, как правило, парализуют неподготовленную для хладнокровного восприятия психику человека.
Что делать: Знать и изучать свои реакции. Горевать о погибших. Беречь себя. Не отрицать и не делать вид, что ничего не чувствуете. То, что вы чувствуете — позволяет остаться человеком. Но не позволяйте чувствам управлять вашими действиями. Не действуйте под влиянием эмоций. Допускайте слезы, ярость, ужас, печаль, горе. Говорите об этом с товарищами. Найдите для этого время и место. Не бойтесь напугать близких своими рассказами. Найдите человека (друга, священника, психолога), которому можно рассказать.
* Дневник украинского военного психолога Алексея Карачинского лег в основу документального спектакля Андрея Мая «АТО». NT публикует отрывки из этого дневника.
** NT публикует выдержки из «Памятки бойца», которая раздается зрителям во время спектакля Андрея Мая «АТО».
Фото: из архива Алексея Карачинского
