Увеличить
Экс-президент Виктор Янукович был объявлен в международный розыск 26 февраля 2014 года
«Кровавый вторник» — так назовут этот день: к вечеру счет погибшим в Киеве перевалил за седьмой десяток. Но Янукович и его окружение были уверены в скорой победе — с самого утра власть начала готовиться к ночному штурму Майдана: из «распечатанных» резервных складов МВД выдали оружие титушкам, некоторые брали по нескольку стволов в одни руки. Силовики хотели создать вокруг Майдана кольцо, вытеснить людей с площади с тем, чтобы потом вооруженные титушки расправились с отступающими.
В 19.53 спецназ «Беркута» начал штурм. Еще через час мировые агентства сообщили, что канцлер ФРГ Ангела Меркель и глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу не могут дозвониться до Виктора Януковича. Однако это удается вице-президенту США Джозефу Байдену — их разговор состоялся уже в 12 часу ночи: Байден призывает Януковича вывести из центра города правительственные силы и действовать с максимальной сдержанностью. Еще через два часа — ночной телефонный разговор Януковича с Владимиром Путиным: украинский президент сообщает российскому коллеге о намерении вступить в переговорный процесс с лидерами оппозиции.
Сторонник Майдана в перерыве между стычками с милицией у Мариинского парка, Киев, 18 февраля 2014 года
Александр Турчинов:
Когда началась бойня, я вышел из парламента — было понятно, что там делать нечего — нужно было проанализировать ситуацию, оценить расстановку сил. Мне позвонил Арсений Яценюк — попросил вернуться в парламент. Опять все собрались в кабинете (спикера) Рыбака. /…/ Уже прошла информация о первых жертвах, все понимали, что этим, увы, не ограничится, и меня начали убеждать встретиться с Януковичем. /…/ Говорили, я должен договориться об окончании противостояния; так, чтобы силовики прекратили стрелять, а мы отошли бы обратно на Майдан. По предварительной информации, уже около 20 человек погибло, огромное количество тяжелораненых. Я дал согласие на встречу. Новинский (один из руководителей фракции Партии регионов. — NT) связался с администрацией (президента) и сказал, что нас ждут. /…/
Я зашел к Януковичу. Он, в буквальном смысле этого слова, бегал по кабинету — круги наматывал. Он был в истерике, кричал: «Я вас всех уничтожу! Всех — закопаю! Вы не убежите заграницу, не надейтесь, я уже дал команду перекрыть кордоны! Вам всем конец, вас всех кончат!» Каждое слово — через мат…
Ну, я слушал это минут пять, потом говорю: «Виктор Федорович, будем считать, что я испугался. Может, теперь поговорим?»
Я сказал это совершенно спокойным голосом, и на него это подействовало, он весь как-то обмяк, опустился в кресло.
«Давайте, — говорю, — находить какой-то формат, чтобы все-таки без новых кровавых жертв обойтись, уже и так слишком много крови пролито». Он что-то пробурчал себе под нос, потом отвечает: «Хорошо, как мы это будем делать?»
«Предлагаю следующее: ваши прекращают стрельбу, а мы отходим обратно на Майдан. После этого — вечером — собираем переговорную группу, которая уже наработает формат полноценного диалога. Прежде всего — возвращения к конституции 2004-го. Сейчас это — первостепенный вопрос и это позволит начать выходить из кризиса».
Он быстро согласился. Его бросало из одной крайности в другую, что характерно для человека с полностью истощенной нервной системой, выведенного из состояния равновесия.
Итак, мы поговорили, условились: они прекращают стрелять, мы возвращаемся на Майдан, а дальше уже работают переговорщики.
Я вышел от него, пошел в парламент. По дороге — связался с руководителями «Самообороны», проинформировал о договоренности насчет перемирия, дал приказ отступать к Майдану. И вот мы начинаем отступать, а «Беркут» вместо того, чтобы прекратить стрельбу, палит нам в спины и — на нашем отходе — начинает свое наступление. Причем наступление было очень активным… /…/ Мы отступали организованно, а они решили воспользоваться этим моментом. Додавить. Дойти, опять-таки — на наших спинах — прямо на Майдан. По Институтской они существенно продвинулись, прорвали несколько заграждений, отбили Октябрьский и подступили уже к самому Майдану.… Наконец, я в Раде. Врываюсь в кабинет к Рыбаку. «Это, — говорю, — скотство! Вы подло себя ведете. Мы только что с Януковичем договорились, и мы свои обязательства выполняем, тогда как «Беркут» действует ровно наоборот. Немедленно набирайте Януковича». Рыбак что-то залепетал, начал ему звонить. Янукович не брал трубку. Тогда набрали Клюева (Андрей Клюев — глава администрации Виктора Януковича. — NT). Я рассказал ему о своей встрече с Януковичем. «Мы договорились о прекращении огня, а вы вместо этого начали активную фазу наступления», — говорю ему. На что Клюев отвечает: «Ну, так что же, это — война, на войне все средства хороши…»
Но минут через десять происходит следующее. Меня зовут к телефону, на линии — Клюев. Он начинает кричать: «Что вы творите?! Ваши открыли прицельный огонь по «Беркуту» на Институтской!»
«Беркут», как говорилось, теснил майдановцев вплоть до самой площади, но в какой-то момент у подножия Институтской наши развернулись и вместо того, чтобы продолжить отступление, сами пошли в атаку. Ну, видимо, надоело, что стреляют в спину. Дали отпор, в том числе и с оружием. И вот Клюева это страшно возмутило. Я не стал оправдываться, а просто ответил: «Это — война. Ты сам сказал…»
Столкновения сразу приняли ожесточенный характер, Киев, 18 февраля 2014 года
Андрей Парубий — в интервью NT:
Янукович, как установило следствие, свои вещи из Межигорья начал вывозить еще 18-го. Думаю, психологический слом у него произошел именно в этот день, после событий в Мариинке (Мариинский парк), когда там шли настоящие бои майдановцев с титушками и спецназом.
Евгений Нищук, «голос Майдана» — в интервью NT:
Штурм Майдана стал, по сути, одной из тех отправных точек, что предопределили финал всей драмы в виде бегства Януковича. О том, что штурм возможен, я узнал накануне — техники (на Майдане) начали собирать звуковые пульты, благодаря которым шла трансляция. Я спрашиваю: «Ребята, что это вы?» Они отвечают: «Женя, здесь сегодня все может быть сожжено». Вечером 17-го людям на Майдане сказали, что на переговорах Янукович будто бы согласился на перевыборы осенью. Люди ответили, что «мы до осени ждать не можем»…
На Институтской улице в милицию полетели коктейли Молотова, Киев, 18 февраля 2014 года
Александр Попов, командир 3-го взвода БМОН «Беркут» — в интервью NT:
В 9.00 с Майдана люди пошли на Верховную Раду. По нашему батальону прошла информация, что они хотят принести в Раду какое-то письмо — обращение к президенту или депутатам. Где-то в районе Мариинского парка — там же и Рада, и Кабмин рядом — перед нами поставили патрульно-постовую службу. Сотрудники ППС не пропустили митингующих. Те возмутились, попытались пройти, но, естественно, уперлись в строй патрульной службы. А после этого началось то, чего все ждали. Митингующие были уже подготовлены, вооружены битами, цепями, бутылками с зажигательной смесью. Передо мной до сих пор стоит картина: сотрудников ППС несут с обгорелыми волосами и лицами, медики им повязки пытаются наложить. ППС не удержала натиск, наш батальон кинули им в помощь.
Первоначальной задачей было сдержать толпу, чтоб не спровоцировать столкновений Майдана и «Антимайдана», которые разбили палатки за нашими спинами. Мы просто встали щитом, но ни светошумовых гранат, ни слезоточивого газа в тот момент у нас не было — они закончились, их только обещали привезти. Первый вал людей мы выдержали, оттеснили метров на 20–30, они спалили 3–4 палатки «Антимайдана» коктейлями Молотова. После этого предложили нам поговорить. Но мы такие вопросы не решаем. Чины местные городские вышли, непосредственно со старшими Майдана поговорили, но ничего не решили. И тут опять команда поступает — снимать батальон и перебрасываться на улицу Институтскую. А там, на перекрестке, уже шли настоящие кровопролитные бои… Начался штурм с их стороны, он везде шел, со всех направлений. Нашим первым направлением был Мариинский парк. Нам не давали команды активно продвигаться, нужно было только стоять на месте. А они — лавина за лавиной шли и шли, а мы отбивались и отбивались… Команда была держать оборону. Когда они поняли, что коктейлями Молотова и цепями нас не пробить, они начали использовать грузовой транспорт. Не знаю, откуда у них все это взялось… У них был ГАЗон бортовой, еще что-то. Они закрыли щитами окна этих автомобилей, разгоняли их, выпрыгивали из кабины на ходу, а этот транспорт на большой скорости врезался в толпу наших, круша и раскидывая всех…
Мы были в самом эпицентре. Много моих сотрудников уже на скорой увезли, было очень много раненых. Тут большой урон нанесло то, что нас салютами обстреливали — направляли салют в землю, он рикошетил и залетал бойцам под каски, а там уже разрывался, превращал лица в кашу просто. Снимали каски — там головы не было, одни мозги. Кидали в нас шары, в которые насыпали «Крот» — порошок для промывания трупов, на хлористой основе. Заматывали скотчем, вкладывали заряд, поджигали, кидали. При взрыве большое облако этого порошка образовывалось, любое попадание на слизистую — сразу раздражение. Рукой вытрешь потное лицо после этого порошка — кожа начинает облезать…
Когда вечером был отдан приказ на штурм, и мы начали отвоевывать позиции, я сразу понял, что до победы на самом деле далеко. Да, майдановцы теряли свои позиции, мы занимали их территории, но какой кровью! 50 % моего батальона — с ранениями колото-резаными, дробящими, огнестрельными. И в других подразделениях то же самое. Тогда уже мы поняли, что надо что-то менять. Наше руководство нам сказало, что оружия никто не даст. Своими силами давайте, можно сказать, голыми руками.
Фото: Louisa Gouliamaki/AFP, Юрий Иващенко, Денис Вышинский/ИТАР-ТАСС, Сергей Старостенко/Коммерсантъ, Алексей Никольский/ИТАР-ТАСС, Евгений Малолетка
