На этот раз Путин опоздал к публике всего на несколько минут, он выглядел усталым — это было особенно хорошо видно на двух больших экранах, размещенных с двух сторон от сцены. Короткая вступительная речь, мало что прояснившая в планах Кремля по выходу из кризиса (это слово президент вообще упомянул только один раз), завершилась фразой «на этом мы можем заканчивать». В зале засмеялись, хотя, возможно, и не поняли, и Путин говорил о чем-то другом, своем.
Выход без выхода
Сергей Шелин, экономический обозреватель The New Times:
Путин надеется пройти через кризис, сохранив путиномику. Программа, которая складывается из его высказываний, состоит из иллюзий, умолчаний, ложных надежд и микроуступок.
Самые свежие цифры, которые он воспроизвел, относятся к октябрю. Только что подведенные итоги ноября, со снизившимся на 1,2 % промышленным индексом, ростом безработицы до 5,2 % и прочими признаками спада, не были даже упомянуты. Не говоря о масштабах обрушения рубля в декабре и подъеме инфляции до 10 % в годовом исчислении.
Вероятно, это то неизбежное зло, на которое Путин решил закрыть глаза и рекомендует народу и субъектам экономики сделать то же самое, спокойно ожидая мер, «которые мы использовали, и достаточно успешно, в 2008 году». А именно: траты госрезервов на поддержку казенного бизнеса, а по возможности, и рядовых людей. Нет планов приостановить даже стремительный рост военных расходов: «Ресурсы, которые нам были нужны для выполнения не только социальных обязательств, но и по развитию оборонной сферы, они у нас все заложены, все обеспечены». Следует просто переждать, как прогнозирует глава России, два кризисных года, после чего то ли экономика каким-то необъяснимым образом «приспособится к условиям низких цен на энергоносители» (Путин сообщил, что готов выдержать и $60, и даже $40 за баррель), то ли нефтяные цены образумятся и вернутся к прежним заоблачным высотам. Вот вам и вся программа. Она совершенно утопична, как минимум, по трем причинам.
Во-первых, международные резервы составляют сейчас меньше $415 млрд против $598 млрд накануне кризиса 2008-го.
Во-вторых, внешние долги, а в основном это долги попавших под санкции столпов путиномики, достигают почти $700 млрд и должны выплачиваться по своим графикам без надежды на то, что их можно будет переодолжить. В прошлый кризис, с октября 2008-го до октября 2009 года, долги сократились всего на $67 млрд (с $541 млрд до $474 млрд). А сейчас ежегодно придется возвращать по $100–150 млрд.
В третьих, слова о двух трудных годах явно навеяны воспоминаниями о 2009–2010 годах, после окончания которых нефтяная цена подскочила до $110. Но на этот раз впереди куда больше трудных лет, поскольку удешевление энергоносителей вызвано фундаментальными факторами, которые Путин ошибочно воспринимает как происки врагов. Сократившихся резервов заведомо не хватит, чтобы пересидеть этот длинный кризис.
40-долларовая нефть, возможность которой допускает Путин, означала бы удешевление российского экспорта по меньшей мере вдвое — где-то до $250 млрд. Из этой выручки придется профинансировать выплату внешних долгов, эвакуацию капиталов и дефицит торговли услугами. После чего на покрытие импорта останется всего $50–70 млрд. Это возврат к уровню 1990-х годов — сокращение ввоза иностранных товаров раз в пять против сегодняшнего.
Что же до бизнеса, то ему Путин адресовал три идеи, каждая из которых препятствует нормальному экономическому росту.
Идея первая. Показательная акция по изъятию собственности — отобрание «Башнефти» у Владимира Евтушенкова — дело правильное, а Евтушенков должен морально утешиться приглашением на предновогоднюю беседу Путина с бизнесменами.
Вторая. Глава России доволен «Роснефтью» и в особенности лично Игорем Сечиным вместе с его сверхвысокими доходами, размер которых он принципиально «не знает». То есть сверхмонополии, которые ввергли страну в кризис, не только не подлежат демонтажу, но наоборот, взяты под защиту.
И третья. Оффшорную амнистию обещано распространить на подставные фирмы в самой России. На практике это будет легализацией не столько теневого бизнеса вообще, сколько бизнеса коррумпированного чиновничества, укреплением этого слоя в его противостоянии любым переменам.
Предатели родины
На пресс-конференции получила развитие тема «пятой колонны». Оказалось, что президент видит трудноразличимую грань между оппозицией и предательством. Оппозиция должна до конца бороться за интересы Родины. А вот «пятая колонна» — это те люди, которые исполняют то, что продиктовано интересами другого государства», — доходчиво пояснил собравшимся президент.
Политолог Дмитрий Орешкин уверен: Путин просто попытался прикрыть допущенную им же неловкость с введением в оборот этого термина. «Самое главное, что следует из слов президента, — он будет сам определять грань между оппозицией и «пятой колонной», а помогать ему в этом будут люди с холодной головой и горячим сердцем», — резюмирует Орешкин.
А вот Дмитрий Орлов, гендиректор близкого к Кремлю Агентства политических и экономических коммуникаций, считает иначе: «Президент сузил собственное понимание того, что есть «пятая колонна», — до шпионажа и измены Родине». При этом Орлов уверен: статьи за шпионаж и госизмену не станут теперь широко применяться против оппозиции.
Решение по Донбассу
Один из самых острых вопросов задал журналист украинского информагентства УНИАН Роман Цимбалюк — он спросил, сколько Путин отправил в Донбасс российских военных и техники и сколько российских солдат уже погибло на украинской территории? «Как Верховный главнокомандующий, что бы вы сказали семьям погибших российских офицеров и солдат?»
Президент невозмутимо выслушал украинского журналиста, но уклонился от ответа на прямо поставленные вопросы, предпочтя говорить о действиях киевских властей и о политических вариантах выхода из кризиса как единственно возможных. Но прежде должно быть «восстановлено общеполитическое пространство», — уточнил президент, продемонстрировав неплохую осведомленность в деталях конфлиткта: «Ополчение позволило им (украинским военным) ротировать в аэропорту своих военнослужащих, в баню их свозило, продукты питания им посылает».
Так есть ли у Путина решение по Донбассу? Как считает Павел Баев, профессор Института исследований проблем мира в Осло (Норвегия), Путин понял, что «контролировать этот обрубок Донбасса крайне дорого и бессмысленно, а расширять эту территорию военным путем он не готов». Президент, подчеркивает Баев, ни разу не употребил термин «Новороссия», что «фактически означает отказ от большой и чистой мечты».
С ним готов поспорить военный эксперт Александр Гольц, который считает, что слова про «общеполитическое пространство», которое должно сформироваться на Украине, — просто лицемерие. «Конфликт в Донбассе будет заморожен, регион ждет судьба непризнанных Абхазии и Южной Осетии», — убежден Гольц. По его мнению, у России сейчас из-за угрозы новых санкций нет возможности воевать, как это было в августе, когда «силы самообороны» дошли до Мариуполя. Да и погода тоже мешает.
Хозяин тайги
Президент снова, как и в октябрьской речи в Сочи перед членами Валдайского клуба, сравнил Россию с медведем, да еще и развил эту метафору. Медведь не должен расслабляться, чтобы не потерять зубы и когти. «Как только вырвут когти и зубы, тогда мишка вообще не нужен. Чучело из него сделают», — подчеркнул Путин, пояснив, что зубы и когти — это силы ядерного сдерживания.
Президент признал, что порой задумывается над тем, как себя надо вести. «Мне самому иногда приходит в голову мысль: может, мишке нашему надо посидеть спокойненько, не гонять поросят и подсвинков по тайге, а питаться ягодками, медком. Может, его в покое оставят. Не оставят!» — считает Путин. По его словам, «как только, не дай бог, это произойдет, и мишка не нужен, так тайгу будут сразу прибирать».
Еще один любопытный пассаж — по поводу распределения природных богатств: «Ведь мы же почти от официальных лиц (на Западе) слышали многократно, что несправедливо, что Сибирь с ее неизмеримыми богатствами вся принадлежит России. Как несправедливо? А отхапать у Мексики Техас — это справедливо?»
Как считает политолог Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», в образе медведя нет никаких угрожающих сигналов мировому сообществу: «Это риторический прием. Президент хотел сказать: медведь — животное специфическое, и лучше его вообще не трогать».
Однако Павел Баев придерживается иного мнения: «В этом — нынешнее самоощущение Путина, подспудно прорвавшееся наружу: вроде бы — хозяин тайги, а поди ж ты, обложили со всех сторон, как медведя в берлоге».
Отвечая на вопрос о том, что за «почти официальные лица» на Западе неоднократно указывали на несправедливость того обстоятельства, что Сибирь со всеми ее богатствами принадлежит одной России, Павел Баев сразу же вспомнил: «Квази-цитата про Сибирь приписывается Мадлен Олбрайт*. Впервые цитата появилась еще во время прямой линии с Путиным в 2007 году: на нее тогда сослался простой российский рабочий-механик из Новосибирска». Правда, ни одной серьезной ссылки, подтверждающей, что экс-госсекретарь действительно произносила такую фразу, никому и нигде обнаружить не удалось: «Скорее всего, речь идет об элементарной пропагандистской фальсификации. А вот Путину она видимо, запала в душу».
