19 июня вечному командиру штрафбата правдоискателей — Василю Быкову исполнилось бы 85 лет. Но он сложил голову в семьдесят девять, 22 июня 2003 года. Он, старый фронтовик и антифашист, в 1997 году, когда Беларусь лежала у ног ненавистного ему диктатора Лукашенко, по приглашению ПЕН-клуба уехал жить в бывшую вражескую страну — Германию. Он вернулся в Беларусь только за месяц до смерти, чтобы лечь в эту бедную, забитую, окровавленную, отравленную Чернобылем родную землю.
Все его произведения можно объединить под названием одной повести: «Знак беды». Про Василя Быкова не скажешь, что он писал о «той войне незнаменитой». Об этом писали К. Симонов и В. Кондратьев. А Василь Быков писал о странной войне, когда сражаешься за правое дело и всюду враги: и по ту сторону фронта, и по эту. Когда нет тыла, потому что в тылу особисты и концлагеря.
Василь Быков входил в нашу жизнь в 60-е годы со зловещим сигналом SOS. Прямо по Высоцкому: «Спасите наши души, мы глохнем от удушья, и ужас режет души напополам». Оказалось, что юный лейтенант Климченко, который в плену предпочел смерть предательству и был отпущен немцами к «своим» после подлой провокации, все равно пойдет под трибунал, если не погибнет в атаке, потому что особисты поверят немцам, а не ему («Западня»). Оказалось, что «образцовый» особист Сахно в окружении станет образцовым пленным и образцовым изменником («Мертвым не больно»). Оказалось, что для некоторых партизан жизнь мальчика-хуторянина, «кулацкого сына», не стоит ничего и его можно загубить, чтобы выполнить задание («Круглянский мост»). И бредут в вечном моральном тумане по мокрому лесу партизаны Буров со товарищи, бредут убивать подпольщика Сущеню, виновного лишь в том, что в гестапо он отказался стать немецким агентом и был отпущен к своим — на погибель («В тумане»).
Полицаями становятся бывшие комбедовцы, ходившие на «раскулачку» (как Колонденок из «Знака беды»). На немцев работают бывшие свирепые и безжалостные гонители крестьян, сельские активисты вроде Дашевского из «Стужи». И выходит, что не было Родины-матери у советских людей, а была Родина-мачеха. Активист Егор Азевич из той же «Стужи», разбивавший крестьянские жернова, чтобы голодные люди не могли смолоть немного зерна, а отдавали все государству, услышал от своего отца, что раз кончилась крестьянская правда, другая правда не начнется, что тогда все, кранты. А его друг Евген откажется Азевича прятать и скажет, что сейчас, под немцем, крестьянам легче, потому что они с хлебом. Устами гонимого учителя из этой самой «Стужи», которая вышла только в 1992-м, Быков произнесет так нужную нам сегодня фразу: «Патриот любит свое, а националист ненавидит чужое». Особенно страшна повесть «Красные петлицы». Оказывается, разоблачали «врагов народа», еще и назначая их по жребию, как бедного еврея Злотника, потому что требовалось выполнить план по арестам.
А в городе было не легче. В Германии Василь Быков напишет еще два рассказа, они выйдут уже в 1998 году. О том, что число сексотов зашкаливало за все пределы, что партбилет служил хлебной карточкой, что исключенный из партии профессор, на которого друзья донесли, что он против афганской войны, из страха доносит на сочувствующего ему аспиранта («Бедные люди»).
Наше дело — труба, и мы умираем в газпромовской газовой трубе, как заблудившийся в ней завклубом Валера, устами которого Василь Быков произносит свое политическое завещание: «Ваш социализм сдох, он смердит на весь мир. Не закопаете — чума будет («Труба»).
