Идея написать финансовый план на три пятилетки вперед — до 2023 года — на первый взгляд выглядит странной. Практика последних лет показывает, что даже в годовой федеральный бюджет потом вносятся многочисленные поправки. Это заставляет сделать вывод, что в условиях, когда доходы государства серьезно зависят от мировых цен на нефть и другие сырьевые товары, даже среднесрочное планирование представляется чем-то вроде полезной, но не имеющей практического смысла тренировки для минфиновских чиновников. Ни цены на нефть, ни курс национальной валюты, ни инфляция никак не желают укладываться ни в какие прогнозы и планы.
Между тем совсем уж бессмысленным пятнадцатилетний финансовый план назвать нельзя, поскольку появился он не сам по себе, а после того, как Министерство экономического развития (МЭР) подготовило чрезвычайно амбициозную стратегию развития страны до 2020 года. По сути, бюджетная стратегия до 2023 года — ответ Минфина на долгосрочные планы ведомства Эльвиры Набиуллиной. На совещании, посвященном подготовке финансовой стратегии, премьер Владимир Путин подчеркнул, что она неразрывно связана с «Концепцией долгосрочного развития России до 2020 года», рассмотренной правительством на минувшей неделе. Документ, который готовится в Минфине, должен стать «ее составной частью, финансовым остовом, базой, фундаментом». Фундамент же этот, в изложении министра финансов, может оказаться достаточно шатким. «Мы вступаем в большой период снижения доходов федерального бюджета» — это, пожалуй, главный вывод, озвученный Алексеем Кудриным, к которому пришли в Минфине в процессе работы над «пятнадцатилеткой». При этом глава Минфина добавил: «Даже если у нас цена на нефть будет $120–150 за баррель, этот тренд практически не изменится». Угрозу нефтегазовым доходам государства представляет не столько даже возможное продолжение обвала цен на энергоносители, начавшегося в июле этого года, сколько истощение основных месторождений и связанный с этим спад добычи.
Еще один неутешительный вывод, к которому подталкивает попытка Минфина заглянуть в отдаленное будущее, — почти неизбежный кризис пенсионной системы, связанный с демографической ситуацией в стране (см. стр. 38). При этом принятая ранее на вооружение идея решить проблему постоянно растущих пенсионных выплат (при сокращении трудоспособного населения) за счет денег Фонда национального благосостояния (ФНБ) на поверку может оказаться не совсем состоятельной. ФНБ, который формируется за счет нефтяных сверхдоходов государства, уже в ближайшие годы может перестать пополняться, и доходы от инвестирования его средств могут оказаться недостаточными для того, чтобы латать дыры в пенсионной системе. Самое же интересное заключается в том, что одни и те же прогнозы приводят Минфин и Минэкономразвития к ровно противоположным выводам. Долгосрочное снижение нефтяных доходов бюджета одновременно является аргументом Кудрина против снижения НДС, в результате которого устойчивость бюджета может оказаться под угрозой, и аргументом Набиуллиной в пользу снижения этого налога, что должно дать толчок ускоренному развитию инновационных отраслей экономики. Скудеющий поток нефтедолларов заставляет МЭР форсировать государственные инвестиции, а Минфин, напротив, все более трепетно относиться к накопленным резервам.
Таким образом, борьба двух долгосрочных стратегий — финансовой и общеэкономической — стала продолжением борьбы все усиливающихся «дирижистов» с последними «монетаристами» в правительстве.
