На этот раз они почти совпадут: 30 октября, День советского политзаключенного, и 27-е, 100-летие со дня рождения Андрея Алдана-Семенова, упорного и стойкого колымского зэка, давшего миру мощный антисталинский аккорд своего романа «Барельеф на скале».
Мы не заметили, как и на каком перегоне День советского политзаключенного, отмечавшийся голодовкой в постсталинских лагерях, учрежденный в 70-е узником совести Кронидом Любарским, сделался днем памяти жертв политических репрессий исключительно сталинских времен.
Это проходит так: утром в скверик на Лубянке, к Соловецкому камню, приходят очень пожилые люди, выжившие «дети врагов народа» и пара-тройка совсем уж стареньких «врагов», члены «Мемориала», депутаты Мосгордумы, мирные статусные демократы. К камню возлагаются венки, звучат строго тематические выступления (ни слова о сегодняшних политзаключенных). Мэрия потом приглашает жертв сталинских репрессий на обед и вручает им подарки. Ельцин всегда посылал свой венок. Путин не посылал ни разу!
Радикальным демократам и политзэкам 50–80-х годов слова не дают никогда. Как сказала мне одна из устроительниц: «Что здесь делают политзаключенные 70-х годов? Здесь им не место!» Я перестала ходить на эти мероприятия после того, как по распоряжению организаторов у участников митинга милиция начала отбирать лозунги в защиту Ходорковского. (В этом году, наверное, будут отбирать плакаты в защиту Светланы Бахминой и Василия Алексаняна.) А почему это так, становится понятно именно из «Барельефа на скале». Андрей Алдан-Семенов был из тех непреклонных коммунистов, которые воевали и со Сталиным, и с Брежневым за «восстановление ленинских норм». (Это когда на Соловках и в застенках ВЧК гибли одни «чуждые элементы », «контра», «каэры»,1 а честные троцкисты и бухаринцы с зиновьевцами были хозяевами жизни. «Каэров» прикончили гораздо раньше того срока, когда в лагеря пошли коммунисты без уклонов и сомнений. Алдан-Семенов пишет: «Защитников для культа не найдется. А если нет — я вызову из тьмы поэтов тени, тени полководцев и тени коммунистов с Колымы». Посмотрел бы он наше TV и послушал бы сталинистов из истеблишмента, и даже с «Эха» (от Проханова до парламентариев и самого Путина!)
В конце романа, после XX съезда, чудовищный сталинский лик, высеченный на гигантской скале, нависшей над рекой Надежда, взрывают при участии бывших зэков. Скалу взорвали, а лик остался — в умах и сердцах. Может быть, как раз потому, что честный коммунист Петраков, идя в колонне зэков по провинциальному городку, встал, сняв шапку, на колени перед статуей Ленина, и следом за ним — вся колонна.
Федя Зарницын, художник, высекавший барельеф, вместо освобождения получает смерть от обморожения и гангрены. Сделки с дьяволом добром не кончаются. И понятно, почему День политзаключенных СССР, активных и несломленных антисоветчиков, был у них отнят и отдан безвинным и безгласным жертвам сталинских репрессий. И день гнева и борьбы стал днем скорби и слез. Власть готова пожалеть и угостить тех, кто ничего не сделал, а просто страдал. Но тех, кто шел против течения с поднятой головой, они не простят никогда. Отказ доносить, сотрудничать с «органами» — это для них крамола, и поэтому сидят Светлана Бахмина и Василий Алексанян.
Осколки барельефа разлетелись по стране. Они перешли в фильм о Путине, в песни о Путине, в тортики и шоколадные фигурки с его ликом и в портреты Дмитрия Медведева (не Толстого!) на книжной ярмарке у российского стенда.
Большие братья продолжают думать о нас. У народа с ними сложилась крепкая советская семья.
_______________
1 Осужденные за контрреволюционную деятельность.
