#Column

Царь и бунтарь

2011.01.14 |

Новодворская Валерия


И в кулак зажимая истертый год рожденья с гурьбой и гуртом, я шепчу обескровленным ртом: — Я рожден в ночь с второго на третье января в девяносто одном. Ненадежном году, и столетья окружают меня огнем». Это случилось 120 лет назад, 15 января 1891 года. Такое о своем рождении Осип Эмильевич Мандельштам написал, уже предвидя все это: аппельплац, этапы, телячьи и столыпинские вагоны, пытки, ОСО, пересыльный лагерь под Владивостоком.

Мандельштаму и Ахматовой дано было отметить проклятьем свою пыточную эпоху. Рыдающий и ненавидящий женский голос «Реквиема» — голос Немезиды. И презрительный голос пророка, голос библейских высот, голос Мандельштама, обращающий в пепел СССР, этот новый Содом, и Германию с Италией, откуда пошла фашистская Гоморра. Мало кто родился таким свободным от власти и от государства, от чужого и от своего, как этот поэт. В обреченной Европе было холодно, и в солнечной Италии было темно, а власть была «отвратительна, как руки брадобрея».

Когда в России рухнул мир, Мандельштам сумел бросить вызов новому порядку. Еще в 1918 году на каком-то вечере он выхватил из рук чекиста и эсера Блюмкина, похвалявшегося своими злодеяниями, расстрельный список и побежал с ним к Бухарину. Он погиб бы уже тогда, но случился левоэсеровский мятеж, и Мандельштам уцелел. Поэт голодал и мерз вместе с коллегами по Серебряному веку, пользовался милостями Горького, ютился в Доме искусств, а потом ему даже квартиру дали в Москве (Пастернак завидовал), но «спасибо» он не сказал. Мандельштам знал, чего от него ждут за эту квартиру. «Наглей комсомольской ячейки и вузовской песни бойчей, присевших на школьной скамейке учить щебетать палачей. Какой-нибудь изобразитель, чесатель колхозного льна, чернила и крови смеситель достоин такого рожна». У него было только одно сокровище: жена, художница Надя Хазина, будущий автор самиздата и спаситель его стихов Надежда Яковлевна Мандельштам.
 

Мандельштаму и Ахматовой дано было отметить проклятьем свою пыточную эпоху


Мандельштамовские стихи о Сталине обеспечили великому поэту смертный приговор, растянутый на четыре года. Мнивший себя великим, тиран предстает в этих стихах уродливым и безграмотным выскочкой, временщиком. «Его толстые пальцы, как черви, жирны, и слова, как пудовые гири, верны, тараканьи смеются глазища и сияют его голенища». Мандельштам читал это всем подряд, стихи ходили в списках. Для него Сталин был всего лишь надутым языческим царем.

Месть Сталина показала, что Мандельштам верно угадал его суть: злобное ничтожество, садист. Арест 1934 года, болезнь, попытка самоубийства в страшной Чердыни. Сталин делает вид, что он простил, меняет Чердынь на Воронеж. Мандельштам сломлен, он старается полюбить Сталина и государство. У него нет ни денег, ни теплого угла. Но вот кончается ссылка, и Литфонд дает путевку в санаторий, в Саматиху. И тут — последний арест, и 2 мая 1938 года Мандельштам исчезает навсегда. Последнее письмо: не надо ни продуктов, ни денег, ни теплых вещей. Все отберут воры. И страшная смерть от голода и холода в дальневосточном бараке.

Нынешние мелкие тираны — последние диктаторы Евразии Путин и Лукашенко, не имея сталинских возможностей, пытаются пользоваться его методами: арестовать человека 31 декабря, чтобы он новогодние каникулы провел в камере; отобрать ребенка у арестованных оппозиционеров и отправить в приют; арестовать прямо в самолете, в сибирском аэропорту или даже в больнице. На этот Новый год мы все перешли на мандельштамовский язык, замерзая у судов и бегая по пикетам: «…у кого под перчаткой не хватит тепла, чтоб объехать всю курву-Москву».


Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share