Инженер человеческих цивилизаций

Освальд Шпенглер сделал в истории человеческой цивилизации то, что Ламарк — в биологии, Дарвин — в эволюционной теории видов, Менделеев — в химии, Лобачевский — в математике, Ньютон — в физике, а Кеплер — в астрономии. В его развернутой во времени и пространстве гигантской таблице исторических и ментальных элементов нашло место все: и эллины, и римляне, и русские, и персы, и Маркс, и Христос, и живопись, и музыка, и цвет, и архитектура, и войны, и религии. Его «Закат Европы» очень убедительно доказывает, что Запад — это вечер человечества, что день уже прожит с непосредственными, однозначными и не рефлексирующими эллинами. Это не просто философия, это приговор.
А жизнь Освальда Шпенглера была богата наукой и трудами, но бедна событиями. Родился он в 1880 году в Гарце, в скромной семье почтового чиновника. А дальше были гимназия, университеты в Галле, Берлине и Мюнхене, докторская степень, преподавание и «Закат Европы», написанный в 1918 году. Поэзия, проза, метафизика, холодная горечь прозрения — все было в этой саге о культурах и цивилизациях, в этой печальной вечерней сказке. Освальд Шпенглер не пошел с нацистами, которые даже изъяли одну из его книг из библиотек. Он уединился и умер в 1936 году. В его системе координат «тысячелетний Рейх» не тянул ни на культуру, ни на цивилизацию. Открыто отказаться от сотрудничества с Гитлером в эпоху массового истерического поклонения ему — в этом была «фаустианская душа» Запада, душа, оппонирующая самому Богу, душа рвущейся к небесам готики, душа парламента и дискуссий, душа, провозгласившая устами Гете (в том же «Фаусте»): «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой».
Культуры возникают «с возвышенной бесцельностью, подобно цветам в поле», живут примерно 1000 лет и отцветают в урочный час. Вот кто ушел до нас: Египет — культура смерти и времени; Китай — культура потока жизни (Дао); Индия — антиисторическая культура Будды; Греция — аполлоническая культура; арабский мир — магическая культура; Россия — культура «бесконечной равнины»; Европа — «культура воли». Утро и день человечества подобны растению, жаждущему выполнить свое предназначение, дать плод, семя и умереть. Вечер человечества боится умереть, как боится смерти животное, готовое на все и изобретающее религии из страха. (Не очень-то Шпенглер верил в Бога.) Бесстрашные растения ему были ближе трусливых животных, к коим и мы принадлежим.
Цивилизация — это агония культуры. Мерилом становятся деньги, исчезают первосвященники и дворянство, и «третье сословие», лишенное чести и идеи долга, повинующееся лишь корысти и чувственности, вступает на сцену. Рубеж — это когда поколение начинает думать, стоит ли рожать детей; это когда спорт становится не занятием, а зрелищем, и уже никого, как Пилата, не волнует: что есть истина?
Шпенглер не любил социализма и скептически относился к России, как к стране, действующей на основе общинности, а не личности. «Прости, народ православный!» — «И ты нас прости» на эшафоте — это, по Шпенглеру, идея коллективной ответственности за преступление.
Дорический храм и отсутствие рефлексии у эллинов; базилика, Альгамбра, золото фона у магических культур Востока и Византии; и, наконец, свежий ветер, силовые линии, пространство, контрапункт и христианство у фаустианской культуры Запада.
Ночь близка, время исполнилось, срабатывает страшная теория Шпенглера. «Не жизни жаль с томительным дыханьем, что жизнь и смерть? А жаль того огня, что просиял над целым мирозданьем, и в ночь идет, и плачет, уходя» (А. Фет).