«Они так по всему городу будут ходить, у нас никаких сил не хватит», — говорил рядом со мной один омоновец другому.
Было это на Большой Дмитровке, в районе 17 часов 27 июля, уже после того, как Рогвардия и полиция зачистили многотысячную толпу в Столешниковом переулке. Спустя полчаса я встретила колонну в несколько тысяч человек, которая шла от Охотного ряда по Неглинной улице, мимо Центрального банка и прочих богатых зданий, свернула к Петровке и переулками потом пришла на Трубную. Я пишу этот репортаж уже дома: оперированное две недели назад колено начало ныть, и я после четырех с лишним часов на заполненных протестующими улицах Москвы вернулась за письменный стол.
А начиналось все так. Ближе к двум часам дням, когда я ехала и шла по нечетной стороне Тверской к мэрии, где был назначен сбор для встречи с независимыми кандидатами, которые практически все сидели к тому времени по ОВД и судам, по обеим сторонам улицы двигались толпы народы: двигались вдоль автозаков и синих троллейбусов, которые перекрывали выход с тротуаров на мостовую. По тому, как нацеленно они шли к мэрии, было понятно, что это не прогуливающиеся туристы. Возле Пушкинской площади было выставлено две цепи оцепления полиции, но служебное удостоверение с надписью The New Times и Пресса/Press работало безотказно — вплоть до Тверской, 15. Тут уже стояли «космонавты», но вмешательство члена СПЧ Николая Сванидзе и некоей дамы из МВД в оранжевом брючном костюме и на каблуках позволили пройти дальше. У самой мэрии было пусто: она была оцеплена. А напротив, на четной стороне Тверской, возле закрытого картоном и оцепленного заградительными барьерами Юрия Долгорукого, было много народа.
И тут, прямо у фонтана, нос к носу я столкнулась с политиком и незарегестрированным кандидатом Константином Янкаускасом. «Костя, это как же вам удалось уйти от полиции и слежки — всех же ваших коллег уже задержали», — изумилась я. — «Надо уметь, а как — я вам позже расскажу». Янкаускас быстро забрался на парапет фонтана, произнес короткую речь про то, что Россия будет свободной. Следующий раз я увидела его уже возле дома 2 по Столешникову переулку — его вели несколько полицейских, но в стоящие здесь два автозака не посадили, повели куда-то дальше.
В какой-то момент, аккурат напротив церкви Космы и Дамиана, между протестующими и ОМОНом образовалась брешь метров десять. К «космонавтам» подошла женщина за сорок, она начала их уговаривать, очевидно просила, чтобы перестали бить людей, потому что у людей ни оружия, ни знамен, ни больших плакатов не было — в лучшем случае листы белой бумаги формата А3, на которых было написано: «Я имею право на своего кандидата» или «Допускай». И — о чудо — ОМОН вдруг отступил на несколько метров назад.
Ненадолго. Спустя 30 мин, уже после того как Столешников переулок очень жестко, с женскими криками, звуками дубинок и хлопками от каких-то взрывпакетов зачистили, я увидела, как эту женщину вели в автозак: в руках она держала икону.
Но прежде полиция решила в очередной раз зачистить палисадник над переулком, откуда мне так удобно было вести съемку и наблюдать за происходящим. Две цепи полицейских среагировали на мое удостоверение, но тут появились молодые люди в штатском, им обоим было около тридцати. «Уходите», — приказали они. — «Я работаю», — привычно ответила я и показала удостоверение. — «Уходите», — продолжали эти двое и отдали приказ «космонавтам»: «Уберите ее». — «Представьтесь», — потребовала я. «Вы стоите на газоне, мы из озеленения», — ответил тот, что повыше ростом. «Это в каком же управлении ФСБ теперь занимаются озеленением?» — расхохоталась я.
За моей спиной в это время человек пять полицейских скрутили какого-то высокого седоватого человека, он выгибался, пытался выкрутиться из их рук, полицейские его били, вжимали в землю, выкручивали ему руки, двое молодцов встали так, чтобы я не могла происходящее снять.
Лубянских «озеленителей» я встретила потом и на Большой Дмитровке. На моих глазах они подозвали полицейского, указали на молодого человека с плакатиком. «Возьмите его», — приказали. И молодого человека тут же взяли, потащили в автозак.
К 17 часам Столешников был полностью зачищен — вплоть до Петровки. По всей длине переулка кафе и ресторанчики были закрыты: «В 9 утра пришли из префектуры и сказали заведение закрыть», — рассказали мне в «Жан-Жаке», к двери которого то и дело подходили омоновцы и протягивали пустые бутылки из-под воды — чтобы им залили воду. Солнце нещадно палило, на айфоновском градуснике было 27. Милые девушки из «Жан-Жака» и мне залили в бутылку воды, а потом помыли и залили еще несколько пластиковых бутылок, которые я отнесла в автозак. Там, за решеткой, как сельди в бочке, сидели человек 20 — как минимум. Поразительно, но омоновцы воду взяли и на моих глазах передали за серую стальную дверь автозака. Кстати, тут работал и киоск с мороженым.
На Большой Дмитровке, которая тоже была уставлена автозаками, я встретилась с корреспондентами «Дождя» Машей Барзуновой и Анной Немзер: от них узнала, что прямо в прямом эфире главному редактору телеканала Александре Перепеловой принесли повестку — вызов на допрос в Следственный комитет.
На Большой Дмитровке вдруг заработал интернет, который сообщил мне, что народ идет на Трубную, где все предыдущие дни шли встречи независимых кандидатов с их избирателями. Здесь же бродили туристы, иностранцы с изумлением смотрели на «космонавтов», которые заталкивали в автозаки молодых людей, пугались и спрашивали, как им пройти к Большому театру. В тот момент было никак — все улицы вокруг были перекрыты силовиками.
Я пересекла Петровку, повернула направо, мимо исторического отеля «Будапешт». Люди сидели за столиками ресторана, и мне было странно: казалось, что весь центр города сейчас протестует. Но нет, конечно, лишь малая часть.
Так вот, мимо «Будапешта» я вышла на Неглинку и тут уже видела, что от Охотного ряда, мимо Центрального банка, на меня идет внушительная толпа — несколько тысяч человек. Они скандировали «Собянина в отставку», «Путин вор» прочие привычные кричалки. Рядом со мной, чуть позади, стояли дорожные рабочие в оранжевых жилетках. Один из них, опершись на лопату и перемежая речь матерком, объяснял коллегам текущий момент: «Эти …. Зарегистрировали на выборы только своих, а всех независимых нет. Кому же такая ……. нужна…….. власть……. совсем…….»
Тут пришло сообщение, что Илью Яшина и Любовь Соболь неожиданно отпустили из ОВД, и они едут на Трубную. Там митинговали еще до темноты.
По сообщениям различных источников, 27 июля в Москве задержали больше 1000 человек. Задержали только за то, что они отстаивали свое конституционное право избирать и быть избранными.
