В журналистском кругу к его имени не надо было прибавлять фамилии. Если Егор, то значит Яковлев. Профессия — Главный редактор. Журнал «Журналист», газета «Московские новости», «Общая газета». Одно из самых популярных изданий времен хрущевской оттепели, главная газета перестройки и, наконец, последнее прибежище интеллигентов в «лихие» 90-е, лебединая песня Егора.
В 87-м, когда я нашла следователя НКВД Хвата, который вел дело великого генетика, академика Николая Вавилова (он погиб в саратовской тюрьме от голодной дизентерии), на крыльях принеслась в газету, влетела к Егору в кабинет: «Я нашла следователя…», — он как-то устало на меня посмотрел и сказал: «Только этого мне еще не хватало…» Но материал опубликовал.
Когда верстка полосы «Московских новостей» со статьей «Палачи и жертвы» — опять же о художествах НКВД — вернулась из ЦК КПСС сочащаяся красным карандашом, который перечеркивал слова, фразы, целые абзацы, позвал: «Лапуль… Придется поработать: это я могу, это — могу, а это — не могу…» Что означало: за «это» его снимут, а газету отправят в распыл (и пару раз тираж газеты таки резали в типографии). Но статью, поменяв заголовок, опубликовал.
Учил не просто составлять слова в предложения — думать на полосе, мог просидеть с тобой и твоим очерком час-другой, объясняя, что не получилось, где поломался ритм, как надо четче прописать мысль.
Когда отправил в типографию мой репортаж «Репортер получил задание родить — репортер задание выполнил», позвонил: «Я плакал…»
Обсуждения вышедших номеров газеты на редакционных летучках вошли в историю тех «Московских новостей» как «секс по понедельникам». Говорил: «Мне стыдно было открывать этот номер — тут совершенно нечего читать…» А за окном редакции у стендов, где вывешивалась газета, стояла толпа из тех, кто не сумел купить газету утром в киосках, — за ней выстраивались длиннющие очереди. Подписка была запрещена, только для избранных, на Дальний Восток, Сахалин и Камчатку по просьбе читателей отправляли полосы газеты факсом — сегодня этого представить себе нельзя.
Работа с ним была всегда — как на высоковольтной дуге: если хвалил, то так, что впору памятник себе отливать, если ругал, то наотмашь. Середины он не знал. Но ничего лучше работы с Егором не было.
Был гулякой, бабником, обожал компании. Был страшно обидчив и нередко несправедлив. Обладал фантастической способностью влюблять в себя всех вокруг — женщин особенно. Природное обаяние свое знал и умело им пользовался. Но всегда знал грань. Умел быть счастливым. Умел жить. Когда жил. 14 марта ему бы исполнилось 80 лет. «Егор Владимирович, мне бы с вами посоветоваться…» — «Лапуль, писать можно обо всем. Весь вопрос — как…»
