На этой фотографии они почти все вместе. Альпийское солнце. Фоном — типичная для этих мест гостиница. Молодые, уже успешные, воодушевленные. Где-то, в нескольких сотнях километрах к востоку, поскрипывает и опасно покачивается грузное туловище империи, от которой со страшным шумом отваливаются огромные куски. А они, эти молодые интеллектуалы-экономисты, уже втянувшие ноздрями казенные запахи коридоров власти, здесь, на семинаре в австрийском Альпбахе, констатируют факт неизбежного падения СССР.
Крайний слева на этой фотографии — хорошо узнаваемый Александр Шохин почти с таким же близоруким прищуром и в таких же очках как и сейчас, четверть века спустя. Рядом с ним — тоже узнаваемый Петр Авен. В отличие от Шохина, который в галстуке, Авен выглядит нездешним «пиэйчдишником» — он в толстовке Yale University: за такую красоту тогда можно было многое отдать. Дальше — Константин Кагаловский, Алексей Улюкаев (тоже вполне узнаваемый!); тощий как жердь Анатолий Чубайс — почему-то сразу видно, что он здесь главный; забытый ныне Владимир Мащиц; крайний справа — человек, похожий на амбициозного старшеклассника: Сергей Глазьев. Тот самый. Он ведь тоже «разваливал» страну вместе с другими либералами, это сейчас он у нас яростный дирижист, кейнсианец и сторонник «партии дешевого кредита»…
Они не одни там были. Кто-то не попал на фото. Иные просто не смогли приехать. Но под Альпбахской декларацией, в которой утверждалось, что радикальные либеральные экономические реформы надо проводить в границах России и дальше ждать нет смысла, стоит, например, подпись будущего жесточайшего оппонента реформаторов-камикадзе академика Дмитрия Львова. Декларацию, как утверждает отсутствующий на фотографии Сергей Васильев, писал Улюкаев — «как самое бойкое наше перо».
«Нас, может быть, четверо»
Вообще, это история в фотографиях. Нет фотографий «картошки» 1979 года, где питерские аспиранты Анатолий Чубайс, Григорий Глазков и Юрий Ярмагаев обсуждали очередное «прорывное» постановление ЦК и Совмина о «совершенствовании хозяйственного механизма» и пришли к выводу, что оно вообще ничего не изменит. И начали проводить семинары в Ленинградском инженерно-экономическом институте. Чтобы понять — а что именно может изменить систему. На этот счет фотографии уже есть.
На номенклатурно-идиллических дорожках Архангельского, во время прогулки на двоих, Гайдар сказал Чубайсу, что для него заготовлена роль «министра приватизации», а значит, всенародная ненависть на много лет вперед
А потом появился еще один юный гений — Сергей Васильев из Финансово-экономического института, который знал сербско-хорватский и лично «трогал руками» югославскую экономику. «Нас много, нас, может быть, четверо», — сказал поэт и был прав. Но питерская четверка, постепенно расширявшаяся и затаскивавшая в свой круг ребят на пять-шесть лет младше, несколько задыхалась в автократичном и консервативном Ленинграде. Нужно было искать единомышленников в Москве.
В начале 1980-х Глазков обнаружил в столице группу экономистов, неформальным лидером которых был Егор Гайдар. Тот привлек чубайсовцев к работе над программными правительственными документами под руководством председателя Госкомитета по науке и технике, партийного аристократа Джермена Гвишиани, а фактически — под началом знаменитого экономиста Станислава Шаталина. Тексты с очень скромными намеками на реформы советской экономики, разумеется, не пошли дальше нескольких высоких кабинетов. Зато появился опыт командной работы. Да и в принципе уже к середине 1980-х молодые экономисты подготовили содержательный прообраз будущей программы реформ.
Две команды — ленинградская и московская — в расширенном составе и с добавлением новосибирцев почти институционализировались на спортбазе ленинградского Финэка на Змеиной горке под Питером в самом конце августа 1986-го. Повестка реформ была сформулирована — оставалось только обсуждать нюансы и заниматься тимбилдингом. Внешне — опять же, судя по фотографиям, — веселое мероприятие молодых ученых, где доминируют двое парней лет тридцати: длинный в вельветовой курточке и невысокий в сером костюме и галстуке — Толя и Егор, Чубайс и Гайдар, лидеры движения, которое потом назовут «ленинградско-московской экономической школой».
Кого там только не было, на этом первом семинаре и на последующих. Появлялись социологи Юрий Левада и Симон Кордонский, ребята из питерского клуба «Синтез» — Михаил Дмитриев и Андрей Илларионов. И кто только друг с другом не приятельствовал: вот на фотографии за одним столом нынешние непримиримые враги Оксана Дмитриева и Анатолий Чубайс. А вот — будущий председатель ЦБ Сергей Игнатьев, в общем, похожий на себя сегодняшнего, только не седой. Он сам мне потом, закуривая так дисгармонирующую с его обликом тонкую женскую сигарету, опишет сцену времен более позднего, года 1988 или 1989-го, семинара на Ладоге: собачий холод, берег озера, проливной дождь и человек 20 молодых экономистов, накрывшись прозрачной пленкой, перекрикивая ливень, спорят о реформах.
Многие из них в очень молодом возрасте подойдут близко к власти, благодаря перестройке переберутся из клубов в Ленсовет или даже Верховный совет РСФСР, окажутся в аппарате Анатолия Собчака, который не любил, но ценил Чубайса; а Егор Гайдар будет работать в «Коммунисте», затем в «Правде», писать тексты для Горбачева и очень рано получит свой собственный научно-исследовательский институт — его не только ценили в «молодежной» среде, ему давали развернуться и старшие товарищи.
Команда
Почему именно эта команда? Да, разумеется, стечение обстоятельств: Геннадий Бурбулис привел Егора Гайдара к Борису Ельцину. Да, вообще, все в истории случайно. Да, потом эту команду будут обвинять в миллионах ошибок — и справа, и слева. И брюзжащее старое поколение, и надменное молодое — дети, которые пошли в школу тогда, когда Гайдар все это начал, когда его ребята разместились в еще не остывших креслах на Старой площади и у одного на телефоне было написано «Зюганов», у другого «Купцов», когда его советники дневали и ночевали на работе. Дети, которые закончили теперь престижные экономические вузы, сами стали профессорами и легко находят проколы в действиях реформаторов. Но, ребята, и РЭШ, и пиэйчди за границей, и прилавки с товарами, и все-все остальное стало возможным лишь после того, как эти парни, добывавшие всеми правдами и неправдами информацию о настоящей экономической науке за рубежом, шифровавшиеся от КГБ, читавшие журнал Acta Oeconomica как Библию, делившиеся увиденным на уникальных стажировках в Югославии, Венгрии и Польше, потом перестроили огромную страну, которая много десятилетий корежилась Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым…
Нет, эта команда не была случайной. Она была лучшей.
15-я дача
А потом, в сентябре 1991-го, была 15-я дача — барачного типа, зеленая, деревянная — в подмосковном поселке Совмина РСФСР Архангельское: будущие члены правительства приезжали и уезжали, придумывали реформы уже под реализацию, без классической программы (поскольку программ было написано в конце 1980-х чуть ли не десяток) — сразу проекты нормативных актов.
Именно там, в Архангельском, на номенклатурно-идиллических дорожках, во время прогулки на двоих Гайдар сказал Чубайсу, что для него заготовлена роль «министра приватизации», а значит, всенародная ненависть на много лет вперед. Это не к тому, что нужно жалеть Чубайса, а к тому, что некоторые последствия, в том числе персональные, при проведении реформ были заранее предсказуемы — «продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути». А некоторые опасения команды, кстати, не оправдались: не было масштабной безработицы и сопротивления реформам со стороны профсоюзов.
28 октября 1991 года Борис Ельцин, выступая на V съезде народных депутатов РСФСР, объявил о начале реформ в границах России. В ноябрьские праздники прошли основные назначения в новое правительство, которому предстояло одновременно не допустить катастрофического сценария, перевернуть уклад жизни страны, заложить основы российской экономики и государственности.
Секретарь ЦК и расческа
Поздней осенью 1991-го, когда правительство реформ уже было назначено, мне позвонили друзья и сказали, что я смогу живьем увидеть секретаря ЦК КПСС Бориса Николаевича Пономарева. Для этого всего-то нужно — посетить их офис, который, несмотря на то, что они представляли коммерческую структуру, находился в здании на Старой площади. Разумеется, спустя короткое время я оказался в бывшем здании ЦК, где совсем недавно выселились партработники и вселились молодые реформаторы, а попутно в нескольких помещениях оказались частные организации. Время было такое… И в самом деле: в небольшом кабинетике уровня инструктора ЦК сидел некогда всемогущий Пономарев, сухонький старичок в очках, его рабочий стол был завален марксистско-ленинской литературой. В ответ на просьбу об интервью он начал рассказывать о временах Гражданской войны… Пускали его на рабочее место без особых проб-лем — никакого ФСО тогда не было, охрана жалела старика. Для меня эта фигура стала символом переходного времени, когда СССР уже де-факто развалился, а де-юре флаг Советского Союза еще не был спущен. Желающих работать в правительстве тогда было немного: эти кресла не были намазаны медом, пилить и откатывать было нечего, а работать предстояло круглосуточно.
Осенью 1991-го эти люди давали себе от нескольких месяцев до года. Главное — они успели быстро вывести страну из социализма
Большинству представителей команды реформаторов было 30 с небольшим лет, самые старшие приближались к 40. Как, например, мой старший, тогда 39-летний, брат Сергей, в свое время работавший с Гайдаром в журнале «Коммунист» и часто призывавшийся в перестройку на рабочие дачи в «Волынском-2», рядом с дачей Сталина, писать речи генсека, а затем президента СССР. Став советником Егора, Сергей снова оказался в привычных интерьерах, сестра-хозяйка даже вручила ему расческу, забытую пару лет назад.
FAQ
Два часто задаваемых вопроса: что они сделали со страной (подвопрос: и так ли сделали?) и что произошло с ними самими? Можно рассуждать о том, что бывшие реформаторы заматерели, разбогатели, многие приспособились к новому политическому режиму. Сдали позиции. Проиграли страну.
На самом деле это как с одноклассниками или однокурсниками. Кто-то пробился в жизни, кто-то остался на ее обочине, одни благоденствуют, занимая топ-менеджерские и номенклатурные позиции, иные живут скромной жизнью совершенно обычных небогатых людей. Кого-то точит ощущение потерянных результатов реформ, кто-то восстает против режима или ушел в частную жизнь. Егор Гайдар умер. Борис Немцов, делавший реформы в Нижегородской области, убит.
Есть и те, кто фактически покинул страну. Или находятся на крючке у следственных органов. Или перешли в другой лагерь. А ответ на вопрос, является ли переходом в другой лагерь служба Путину, остается открытым. Всегда можно ответить в том смысле, что «уж лучше мы будем наверху, чем кто-нибудь другой». У каждого своя правда.
А что сделали со страной? Сначала с неизбежными ошибками, танцами на отравленных граблях поставили ее экономику на рыночные рельсы, затем не очень-то успели заняться демократией (а может, недооценили ее важность), после чего пытались ценой компромиссов удержать результаты реформ. В итоге, переиграв коммунистов в 1990-е, уступили чекистам-консерваторам. То есть страну, судя по всему, проиграли…
Впрочем, рассуждая таким образом, всегда нужно помнить: в сентябре — ноябре 1991-го эти люди давали себе от нескольких месяцев до года. Главное — они успели быстро вывести страну из социализма. А ответственность за то, что произошло потом, разделяют все. В том числе и мы с вами.
